Российских пленных в Японии разместили по 29 лагерям, а представителей командования поселили с относительным комфортом в буддистских храмах. Офицеры имели практически неограниченное право выходить за пределы мест заключения: они даже путешествовали, осматривали достопримечательности, посещали горячие источники. Одни выписывали себе семьи из России, другие крутили романы с местными красавицами.


Японские власти строго соблюдали сословные правила, и нижние чины русской армии содержались отдельно от офицеров. Самый большой лагерь для "простых" (35 тысяч человек) находился под городом Осака, а второй по размерам (примерно 15 тысяч) — в черте города Нарасино, предместье Токио. Именно туда прибыл 10 декабря 1905 года некий капитан японской военно-медицинской службы, увлекавшийся фотографией. Он осматривал пленных на предмет состояния их здоровья и попутно в течение дня делал по всему лагерю снимки, попавшие в тот самый альбом.


Лагерь Нарасино состоял из трех зон по 25 бараков. Две из них были отданы русским, а одна — национальным меньшинствам, среди которых было более тысячи поляков и прибалтов, по 200 с лишним мусульман и евреев. Японские власти осуществляли охрану, а внутри лагеря действовало самоуправление — главную роль при этом играли фельдфебели как старшие по чину. Они, например, предложили японцам самостоятельно наладить выпечку русского хлеба. Его с чаем давали на завтрак и ужин, а на обед полагался овощной суп и рис, к которому регулярно добавляли мясо или рыбу. Все сохранившиеся отчеты и воспоминания отмечают высокий уровень гигиены в лагере — в действовавшей там больнице было немного пациентов, и за год существования этого "городка" от болезней и ранений умерли 34 человека. Эксперты уверяют, что это — ниже всех международных норм.


Помимо японского рациона все пленные получали деньги от российского правительства через посольство Франции в Токио. Унтерам в зависимости от количества лычек полагалось в месяц от одной иены до полутора, рядовым — по пол-иены. Участникам обороны Порт-Артура периодически пересылали и дополнительные пожертвования — иногда по 15 иен каждому. Для сравнения — в то время в Японии полтора килограмма риса стоили десятую часть иены. На иену можно было купить 4 литра саке. В каждой зоне имелись лавки, а одни из ворот лагеря в обиходе назывались "водочными" — через них местные торговцы потихоньку проносили выпивку.


Экскурсия для русских фельдфебелей


Наиболее предприимчивые пленные наладили швейные и сапожные мастерские или с разрешения охраны выходили в город за товарами, которые потом с выгодой перепродавали. А томившиеся от безделья обитатели лагеря Нарасино страстно предавались всевозможным играм — в каждом бараке, например, были устроены самодельные бильярды. Охрана закрывала глаза на то, что пленные резались в карты на деньги, а проигравшие для возвращения долгов продавали свои пожитки на импровизированных блошиных рынках. Впрочем, этим занимались не все — в лагере были самодеятельные оркестры, работала школа, где преподавал доброволец-офицер. Русские пленные построили себе церковь, куда регулярно приезжал священник-японец из столицы. Мусульмане молились в мечети, католики — в костеле, евреи — в синагоге, свой молельный дом был даже у 94 протестантов-прибалтов.


Пленные свободно отправляли письма в Россию, которые, правда, читала цензура. Долетали сюда и известия о бушевавшей на родине революции — один из работавших в лагере русских врачей, по свидетельствам охранников, пытался выступать с пропагандистскими речами и распространять листовки социалистического содержания. Однако агитацию пресекли по указанию японских властей.


После прекращения войны в Токио 7 ноября 1905 года был подписан протокол об обмене пленными, и русских партиями стали отправлять домой. На оставшиеся деньги они покупали сувениры — в основном японские игрушки, посуду и открытки с видами. Фельдфебелям из руководства лагерного самоуправления перед отправкой на родину организовали экскурсию в Токио, а полицейские из Нарасино даже устроили концерт для пленных, продемонстрировав им, в частности, искусство самурайской рубки на мечах. "Мы часто потом говорили об этих русских, — писал в своих воспоминаниях один из жителей Нарасино. — Они были веселые, рослые и громко пели во время работы".


Конечно, в лагере Нарасино не все было безоблачно — там произошли по меньшей мере два бунта (один — из-за того, что пленных пытались заставить работать во время православного праздника). При их усмирении были пострадавшие. Однако в целом война 1904—1905 годов отличалась немыслимой в последующие времена гуманностью по отношению к пленным. За исключением редких эксцессов войска на поле боя не допускали расправ над захваченными противниками, а боевые действия тех лет называют "последней в истории схваткой джентльменов". Добрые слова можно сказать и об отношении российских властей к японским пленным — после окончания войны Токио официально поблагодарил за это бывшего противника. В последующие годы, увы, традиции человечности были забыты: в японских лагерях во время Второй мировой войны от болезней и издевательств умер каждый десятый пленный. Не лучше было и в СССР — в 1945 году в советский плен угодили примерно 600 тысяч японцев. По данным Токио, 53 тысячи из них погибли.