Шучу шуткую

Войско пало, и те немногие , кому не посчастливилось расстаться с жизнью на поле брани, ещё несколько дней , мучительно, волочась в сторону ускользающего дома, умирали от обморожения и голода. Вороны и смерть одинаково быстро и жадно настигали беглецов проливным дождем, закидывая их грязью. Ветер остужал грудь, заставляя кашлять пока не выпадут внутренности, и те вороны, кому не доставалось пищи с тел упавших в глубокие пропасти, забирали свое с покоренных лютым северным нравом погоды. И осталось людей только двое.

Они забрели в серую, темную, наполненную пустотой и отчаянием пещеру. Прошли достаточно глубоко внутрь, что бы ветер не обжигал, а дождь не донимал сыростью. Тяжело дыша, хрипя, изнемогая от усталости и отсутствия еды, воин как мог осторожно облокотился о стены пещеры, второй упал на колени, сбрасывая с тебя тяжёлые стальные латы. Без них было легче добраться до завернутого в платок черствого куска хлеба, который должен был остаться под рубахой. Непромокаемая надежда на спасение. Крохи неистовой радости измученного путника. Но под рубахой не оказалось ничего, должно быть свёрток выпал где-то в пути, а заметить этого в этой проклятой бочке из кованных пластин, все равно что задницей искать горошину через пять перин на кровати.

Сидя у стены, первый воин достал из поясной сумки небольшую флягу и оторвал кусок ткани с торчащего из под лат одеяния. Промочил, нащупал в темноте камни, более менее подходящие для задуманного и начал ударять один об другой. После нескольких попыток кусок сначала еле еле поддался лёгким синеватым пламенем, право переходящим по всей поверхности , а потом почти сразу ярко вспыхнул. Солдат намотал его на клинок , что бы не обгореть. Повернулся к товарищу и выдохнул. Выдохнул тяжело, с сожалением. Как если бы увидел, что только что сваренный суп, в большом котле ктото по неосторожности задел ногой и все варево вылилось на землю. Выдохнул от неожиданности, ощущая острую резь в груди, с левой ее части, где у благородных людей располагается сердце, а у плохих черный кусок угля, твердый как камни в этой пещере. Твердый как точно такой же кусок в груди второго солдата, который сейчас стоял скаля зубы в обезумевшей от усталости и лишенйи , безобразной по своей природе ухмылке.

Занимаясь импровизированым факелом, первый не заметил, что стоя на коленях , второй солдат медленно приходил в ужас от грозящих перспектив умереть в этой чужой , немой , ненужной, незнакомой пещере ни за что, просто так, обычно и как собака издыхает на старости лет от чахлости. Он понимал, что не сможет есть человеческое мясо, но может быть у этого мяса припрятано проивизия? Он же прятал, почему бы и не другой? Мы сейчас одинаково бесстыдны в своих поступках, если речь заходит о выживании. Ограбить, убить, забрать, спастись! Мысли промелькнули почти мгновенно, а ждать не было времени, силы покидали обоих стремительно, с каждым часом оставляя все меньше шансов добраться до союзных деревень. Тем более , если мешкать , можно опоздать, он увидит, он будет готов отразить атаку. Но как быть? Свое оружие он потерял ещё прошлый раз, когда тщетно пытался попасть в птицу, глупо осматривщую проходящих невесть от куда и куда оборванцев. Выхода не было , солдат нащупал под ногами что-то холодное, зазубренное, длинное и воткнул в сослуживца как только тот закончил с факелом и повернулся , что бы что-то сказать.

Уже при свете огня оба разглядели худую щепу , проникшую в самое сердце под углом , как раз так , что бы миновать препятствия наверняка, пройдя под отлитой из металла чешуей защитной брони. Для этого хватило одной руки. Второй он схватился за плечо, потянул на себя и ещё сильнее надавил на каменную щепу. Первый солдат охнул ещё раз и обмяк. Нанизанный, как медведь на рожон, из последних сил, правой рукой он взялся за осколок так крепко, как только позволяла ему скользающся из его тела жизнь. Схватился и крепко сжал в кулаке кулак сжимающий предательский "нож". Всей ярости павших войнов не сравниться с той, что застыла во взгляде солдата. Он буравил глазами бывшего товарища, не спрашивая почему тот поступил так подло. Умирая , он ненавидел. Сила пробудившегося проклятья в стенах этой пещеры не была волшебной или сверхъестественной . Она была порождением человеческой воли, боли, злобы, обиды за несправедливо отнятую жизнь. И жизнь эта сейчас вытекала из сердца горячей , как лава, кровью прямо на каменную щепу! Температура была настолько высока, что кровь в буквальном смысле начала плавить доспех, смешиваясь с металлом на пути своего следования к основанию осколка. Боевые латы накалились как солнечный диск, которой больше никогда не увидят эти двое. Металл плавился и собирался вокруг державших двумя разными руками каменного клинка, обволакивая его и принимая форму меча. Ещё живой и напуганнный солдат кричал и силился вырваться из крепкой хватки, но металл добрался до рук, и принялся отделять запястья обоих от тел, покрывая кулаки свои сплавом , с примесью крови. Так образовалась крестовина в виде двух оторванных кистей , сжатых словно здороваясь друг с другом, а небольшие остатки ткани и плоти крепко обвились у основания теперь уже удлиннившейся каменной щепы, покрытой металлом. Обвились как виноградная лоза, туго закручиваясь в самом конце. Это стало рукоятью. И в самый последний момент , в остывающей светом от раскаленных доспехов и горящих тел пещере, на крестовине из двух держащих меч кистей , здаровающихся в прощальном рукопожатии, как будто опущенный кузнецом в ледяную воду , из меча, вместо пара как это обычно бывает , хлынули последние остатки крови и сухожилий, моментально застывшие в виде терновых веток, как колючая проволока. Вытесненные из нутри под давлением, но не способные оторваться и отказаться от своих хозяев, они стали зловещим обрамлением, напоминанием какой иногда тернистой и колющей в самый неожиданный момент может стать даже самая крепкая дружба.

Каменная щепа в центре металлического меча, как остановившееся сердце, невиновности павшего война. Меч с ужасающей крестовиной, проклятый предательством и безумием отчаявшегося человека. Дихотомия невинности и черных помыслов, порождение корыстных поступков.

Этот меч ещё долгое время будет покоится в пещере среди костей его породивших, спрятанный от живых глаз, пока его не найдут впервые, и не воспользуются. Много людей будет опьянено силой и сокрушающий мощью этого оружия , но лишь потом они будут замечать, что после всех сражений , доблестных побед и отважных подвигов, каждый кто владел мечом, без исключений , заканчивал тем, что терял близких ему людей. Впадая в неистовое безумие , обладатели Меча Назидания, рубили свои семьи, нападали на соотечественников и убивали друзей. Вместо славы, они получали забвение. И меч ждал нового хозяина, который придет к нему, влекомый жаждой всевластия.